Запрет на любовь. Любовь. Приключения. Эротика - Кора Бек

* * *

В пятницу состоялась премьера спектакля, в котором мама исполняла главную роль. Мои женщины долго ломали голову над тем, как быть со мной, но поскольку ни Роза, ни Сабина не хотели лишать себя удовольствия видеть маму после большого перерыва на сцене, решено было взять меня с собой. И начались приготовления!

Подруги под задушевное исполнение их любимчика Магомаева, носились из комнаты в комнату, примеряя разные наряды, и подбирая себе обувь. Делали макияж, накручивали на бигуди волосы, танцевали – припевали, на ходу целуя меня в щеку, и неслись дальше.

В доме царила праздничная суматоха, а в воздухе стоял терпкий, смешанный аромат духов, пудры, лосьонов, кремов и всеобщего возбуждения. Мне такое настроение после всех событий, произошедших со времени возвращения Руслана, нравилось, и я старался не причинять беспокойства.

К нам вновь сегодня пришли два друга – Жолан и Рустем. В не по-летнему строгом, темном классическом костюме, который удивительно хорошо сидел на его худощавой длинной фигуре, Жолан выглядел очень серьезным, а в его карих с золотистой поволокой глазах читалась какая-то пугающая решимость, отчего у меня невольно сжалось сердце, когда они с мамой первыми ушли из дома, направляясь в театр.

«Сверкающий парень» оставался верен себе и выглядел безупречно, как если бы он только что принял душ, и ноги его совершенно не касались пыльной улицы. Он просто благоухал чистотой и свежестью.

Сабина, заметно оживившаяся с приходом Рустема, без умолку болтала, не забывая при этом заниматься своей внешностью. В коротеньком белом платьице, эффектно оттенявшем ее достаточно смуглую кожу, она казалась школьницей, собравшейся на выпускной бал. Рустем, весьма малоразговорчивый, робкий юноша, что Сабина списывала на благородство и мужественность натуры, не спускал с нее восхищенного взгляда.

На его счастье, Сабина умела говорить за двоих, и потому со стороны возникало впечатление, что между ними происходит диалог. Но трудно было понять мне, да и Розе, почему «Сверкающий парень» так упорно молчит: то ли ему сказать нечего, и все, что можно, он уже рассказал, то ли он по молодости теряется, не зная, как нужно держаться с женщиной?

Из спальной вышла Роза, заметив, что пора идти. В полуоблегающем платье из поплина цвета морской волны, обнажавшем ее красивые плечи, она могла бы затмить любую красавицу из зарубежных журналов мод, и я прямо-таки залюбовался ею.

Перебросившись с Рустемом несколькими дежурными фразами, Роза быстро уложила в сумку мои штанишки и бутылочки с молочной смесью. Затем нарядила меня в голубенький костюмчик из китайского трикотажа и, подняв на руки, направилась к выходу. Я подумал, что бедняга Рустем, которому как джентльмену, предоставили право спустить вниз коляску, может испачкать брюки.

* * *

Зрительный зал был переполнен. Зная, что это – последняя премьера в нынешнем сезоне, публика всеми правдами и неправдами старалась проникнуть в театр. Было так много цветов, красивых нарядных женщин и интересных учтивых мужчин, что ощущение праздника, буквально пропитавшее воздух, не покидало всех на протяжении вечера.

В длинном, ниспадавшем до самого пола белом платье, в изящной шляпке с короткой вуалью, мама на сцене была необыкновенно хороша. Ее низкий, великолепно поставленный голос доносился, наверное, до каждого уголка большого зала и, казалось, она безо всякого напряжения держит в своих руках внимание всей этой изысканной публики.

В спектакле мама играла известную, преуспевающую актрису, которую в самом расцвете лет и творческого подъема неожиданно постигает страшное несчастье – неизлечимая болезнь, поставившая одномоментно неодолимый барьер между ней и всем остальным миром. Оставленная друзьями и поклонниками, покинутая любимым мужчиной, она умирает, не только от болезни, но и от предательства тоже.

В финале спектакля мама в широком черном балахоне, с распущенными по плечам длинными волосами, становится на колени и, воздевая к небу тонкие руки, плачет настоящими слезами. В какой-то момент она показалась мне далекой и совсем чужой. Я испугался и заплакал. Роза, с которой мы заняли последнее место в ее излюбленном седьмом ряду, бросилась к выходу.

Мы оставались с ней в фойе театра, пока не раздался звук громких восторженных аплодисментов. Публика в зале, завалив актеров цветами, не уставала аплодировать и кричать: Браво! Браво! Ободренные успехом артисты в ответ кланялись и улыбались, но мама, неподвижно стоявшая в самом центре сцены, словно изваяние, смотрела в зал каким-то затуманенным взглядом.

Это была ее первая, после окончания института, большая роль. Пришел час ее заслуженного триумфа, к которому она шла все предыдущие годы, но она будто бы и не радовалась этой победе. Сейчас в маме были пугающая отрешенность и невыразимая усталость, словно какие-то сильные надежды ее вдруг не оправдались. Она стояла на сцене – красивая, отрешенная, одинокая и гордая. Она была над толпой, а в эту минуту, пожалуй, и над всем миром.

К нам с Розой подошла непривычно грустная, сникшая Сабина:

– Лора до последней минуты надеялась, что Руслан вернется ко дню ее премьеры, а его и близко не видать, какой эгоист!

– Бедная Лаура, как я ее прекрасно понимаю и как ей сочувствую! – со вздохом отозвалась расстроенная Роза.

Мы направились в гримерную. Я очень боялся увидеть маму несчастной и заплаканной, но женская гордость и актерское мастерство не позволили ей обнажить перед нами свою боль. Поблагодарив подруг за поддержку и добрые отзывы, она нежно расцеловала меня и, пока Сабина занималась моим кормлением, быстренько сняла грим и переоделась.

В гримерную заглянул уверенно – вальяжный режиссер и, одобрительно отозвавшись о маминой игре, пригласил всех на банкет по случаю премьеры. Ссылаясь на усталость, мама отказалась от приглашения, и мы отправились домой. Моя коляска была доверху наполнена цветами, а меня нес на руках Рустем. Жолан, которого я заприметил во время антракта, непонятно куда исчез.

На следующий день предстоял повторный показ спектакля, но мама, проснувшись, обнаружила, что чувствует себя сегодня не совсем здоровой и, позвонив в театр, попросила ее заменить. Она, пережившая за один вечер два сильных эмоциональных потрясения одновременно – на сцене и в жизни – выглядела слабой и утомленной.

Подруги пытались ее как-то отвлечь. Сабина предложила устроить торжественный семейный ужин, отпраздновав мамин успех. Идея всем понравилась, и Сабина ушла колдовать в кухню над всякими вкусностями, а Роза взялась за уборку квартиры. Нас с мамой, чтоб не мешали, отправили гулять во двор, где вовсю припекало весеннее солнышко. Потом мы с ней весело бездельничали на диване, и я втайне мечтал, чтобы это счастье никогда не кончалось.

Сегодняшний вечер мы собрались провести в тесном семейном кругу, и никаких гостей к себе не ждали, как вдруг в нашу дверь позвонили. Напевая мелодию популярнейшего шлягера, Сабина пошла отворить дверь, да так и застыла на месте от удивления.

На лестничной площадке с коробкой конфет в руках стоял тщательно выбритый и аккуратно одетый Джума. Он был одет в хорошо пошитый светлый костюм, зрительно увеличивавший его и без того немаленькие габариты прямо-таки до гигантских размеров. Вежливо поздоровавшись, Джума попросил разрешения войти. Оторопевшая Сабина посторонилась, пропуская его в квартиру, и в этот момент из ванной, где принимала душ, вышла ни о чем не подозревавшая мама.

Распахнувшийся при движении длинный полосатый халат, приоткрывал ее стройное тело, изящную шею, красивые, безупречной формы ноги. Стыдливо запахнув халат, она покраснела до корней волос и быстро прошла в спальную. Джума проводил ее долгим взглядом.

Сабине не оставалось ничего другого, как пригласить его в гостиную. Он уверенно, словно ему каждый день приходилось это проделывать, повернул ручку двери и вошел в комнату.

На минуту, вглядываясь в черты лица, задержался у моей кровати, небрежно взглянул на стеллажи книжных полок и, приблизившись к журнальному столику, стал внимательно рассматривать висевшие над ним фотографии в одинаковых тонких рамках. Мне показалось, что одну из них, где мама, раскачиваясь на качелях, озорно улыбалась в объектив, он сейчас снимет и положит к себе в карман.

Не знаю, поступил ли бы он так на самом деле, но в комнату, на ходу поправляя слегка тронутые водой волосы, вошла мама. Оправившись от смущения, она чувствовала себя надежно и уверенно под защитой родных стен.

Джума шагнул ей навстречу, улыбаясь своей открытой обаятельной улыбкой, которая, по слухам, неотразимо действовала на слабый пол, питавший к его скандальной персоне немалый интерес. На секунду он задержал в своих руках ее маленькую ладошку. Мама предложила сесть.